Он и Она > Для него > Душа нараспашку

Душа нараспашку

В мае прошлого года я целых полчаса была лесбиянкой.

В тот день в ресторане за столиком напротив от меня я увидела существо в кофте с глубоким вырезом. В этот вырез были аккуратно уложены два самых восхитительных творения природы, каких ни до, ни после мне встречать не приходилось. Они были крепкими, загорелыми, большими, как волгоградские дыньки "колхозницы", и настолько притягательными, что мне немедленно захотелось схватить их в руки. Просто чтобы убедиться, что это чудо мне не мерещится, а существует на самом деле. Конечно, я не пялилась на этот ландшафт открыто. Опустив голову и делая вид, что изучаю узоры на своей салфетке, я могла исподлобья любоваться дивной грудью, не нарушая душевного комфорта ее обладательницы. Хорошо, что мой спутник сидел к ней спиной. Он бы не сумел так закамуфлировать свой интерес. Мужчины вообще намного откровеннее и наивнее женщин. Хотя в тот момент я была готова понять всех мужчин планеты и пожалеть их. Если они вынуждены постоянно испытывать такие же эмоции, как те, что приключились со мной в этом грешном ресторане, то их выдержке просто надо аплодировать. Я бы на их месте вообще на улицу не выходила. Особенно летом. На фиг мне сердечные приступы в раннем возрасте?

Других всплесков лесбийских наклонностей мне пережить пока не пришлось. Бюсты всех прочих дам я могу созерцать чрезвычайно хладнокровно - не испытывая страстного желания немедленно приникнуть к ним на всю оставшуюся жизнь. К тому же у меня всегда есть под рукой своя, на крайний случай.

Грудь у меня начала расти в возрасте восьми лет. Причем сначала только левая. Надо сказать, что эти трансформации моего организма долго не приводили меня в восторг. Наоборот. К архитектурным излишествам на своем фасаде я относилась брезгливо и почти готова была их отрезать. На тот момент я совершенно четко представляла себе свой дальнейший жизненный путь: пиратство, ковбойство, поиски брильянтов и слоновой кости на черном континенте и маршальский жезл ближе к пенсии. Грудь в этот график не вписывалась абсолютно. Подобного предательства от своего тела я не ожидала. Люди с такой ерундой за пазухой вынуждены довольствоваться тем, чтобы носить кринолин, розы в волосах и называться прекрасными сеньоритами - мне такая участь казалась незавидной. И несправедливой.

Выяснив у родителей, что грудь мне отрезать не разрешат, я решила игнорировать ее как факт. И довольно успешно занималась этим лет до пятнадцати. Я сутулилась. Я скрещивала руки на груди. Я не вылезала из разношенных свитеров, которые придавали фигуре мужественную бочкообразную форму. Мне казалось, что, если все увидят, какие здоровенные сиськи у меня выросли, надо мной будут смеяться.

Первое прозрение пришло в восьмом классе во время занятий по военной подготовке. Военрук, майор Николай Николаевич, учил нас маршировать строем по коридору.

"Учащаяся Симанова! Какая команда была? Почему горбимся? По команде "смирно!" спина должна быть прямая, грудь - колесом! Непонятно? Развести плечи!!!" Майор промаршировал ко мне, вцепился в неразведенные плечи и попытался рывком придать мне вид, совпадающий с требованиями непростой команды "смирно!". Тесный школьный жилет и хлипкая блузка не выдержали - короткая очередь из синих и розовых пуговок прошила товарища военрука, и его взору предстал мой внушительный бюст, плохо прикрытый кружевным лифчиком в цветочек.

Лицо Николая Николаевича стало пунцовым за рекордный срок в полсекунды. Все еще держа меня за плечи, он попытался "свернуть" их обратно, видимо, подозревая, что таким образом можно будет вернуть скромную школьницу на место этой невесть откуда взявшейся секс-бомбы. Поняв, что это не получится, он быстро стянул с себя китель и прикрыл им мою грудь на манер гигантской, защитного цвета салфетки.

- Отставить, - лепетал майор, - виноват...

И вот в этот самый момент я в первый раз осознала, что обладание грудью имеет свои положительные стороны. Я поняла, что у меня есть секретное оружие, при помощи которого можно справиться даже с таким пуленепробиваемым солдафоном, хамом и занудой, как наш военрук. И смеяться никто не посмеет.